Наша музыка
...Я видел его всего один раз, когда мы случайно оказались вместе в очереди на самолет в аэропорту черногорского Тивата. Смотрел на этого невысокого, с задумчивым лицом человека, и вспоминал ядовитую фразу из песни «Все это рок-н-ролл», написанной Константином Кинчевым (по своей поэтике — это была вывернутая наизнанку песня Майка Науменко «Гопники»):
Где каждый в душе Сид Вишес,
А на деле — Иосиф Кобзон.
Смысл кинчевского ехидства был вполне понятен. Сид Вишес — символ экстремальной контркультуры, готовности плевать на любые общественные условности и компромиссы. Кобзон в координатах перестроечного 1988 года — символ всего официозного: звания и награды, концерты в Большом кремлевском дворце с обязательным списком бравурных песен от «Ленин такой молодой» до «Куба, любовь моя».
А то, что он поет песни про Родину, которые до слез любит «население» (сейчас бы сказали — «вата», но тогда этого мема еще не было), так мы сможем лучше, если, впрочем, этот патриотизм вообще нужен.
И в первое время мне, ребенку из поколения чуть младше рок-н-ролльного казалось, что и в самом деле могут лучше. «Русский альбом» БГ казался самым культурно изощренным высказыванием эпохи о России и русской душе. Смеявшийся над Кобзоном Константин Кинчев сделался православным патриотом и писал песни, от которых захватывало дух и под которые можно было, как под «Небо славян», и воевать, и маршировать. Даже либеральничающий музыкант Юра ездил петь солдатам в Чечне. А бескомпромиссный панк Егор Летов запел про молодого Ленина так, что никакого Кобзона вроде как и не нужно.
И вдруг 2014 год, Крым и Донбасс безжалостно все расставили по местам. Гребенщиков, надев красные мокасины, отправился в сожженную Одессу, ручкаться с Саакашвили и с тех пор регулярно катается по Украине «налаживать культурные связи». Макаревич и вовсе отправился в Славянск, петь карателям из АТО и превратился в прямо-таки пародийного антипатриота-заукраинца. И даже Кинчев, в позиции которого, казалось, не могло быть никаких сомнений, который перед этим десять лет к ряду ездил в Севастополь поддержать там русский дух, забормотал что-то непонятное про то, что «Донбасс должен определиться с кем он, а только потом я туда поеду». В общем поддерживать борющихся русских людей отказался.
И напротив, «советский Синатра» отправился на Донбасс сразу и не только поддержать свою малую Родину, но и выступить в защиту всех сражающихся и умирающих за действительно единую Россию. Ни возраст, ни депутатство, ни звания, ни богатства не мешали ему ходить по минным полям, не прерывать концерты даже под артобстрелом и рисковать жизнью, зная о готовившихся на него покушениях украинских ДРГ. Именно Кобзон, не кто-нибудь, демонстрировал в Госдуме РФ боевой флаг Новороссии и призывал признать республики Донбасса.
Внезапно быть Иосифом Кобзоном оказалось на деле быть Сидом Вишесом в том самом смысле, который имелся в виду в кинчевской песенке — человеком не трусящим, свободным от условностей и не боящимся идти против «мнений света».
И, напротив, по моим наблюдениям нет на свете более запуганного и раболепного существа, нежели тот, кто боится, что ему нерукопожмет тусовка. Нет большей бледности кожи и ужаса во глубине затравленных зрачков, нежели у того, кого вызвали на ковер в кабинеты либерального обкома. Вспомним, как буквально за пару часов патриоты Украины привели в позу покорности Гребенщикова, стоило ему заикнуться, что в Донбасс он тоже готов съездить выступить, а в Крым — тем более.
Разумеется, в рок-среде, как и в любой другой, оказались люди совсем из другого теста. Александр Скляр, Вадим Самойлов, Юлия Чичерина — проявили себя в деле солидарности с Донбассом как настоящие молодцы и мужественно перенесли все гонения и запреты, вроде позорного забанивания Чичериной со стороны FIFA, якобы за «песни ассоциирующиеся с войной». Игорь Сукачев, чья «Бригада С» в свое время записала кинчевскую песню про рок-н-ролл, сам оказался «на деле Иосифом Кобзоном», публично заявив, что Донбасс будет Россией. Но уже понятно, что это не «бескомпромиссный дух рок-н-ролла», а вот эти вот люди оказались с душей, сердцем и живым русским чувством.
А те другие — не оказались. И теперь приходится вырывать их музыку и тексты из сердца. Иногда легко, а иногда — с кровью и мясом. Но не вырывать невозможно. И не надо чуши про то, что следует разделять творчество и политику. Песня идет от сердца. А если сердце готово петь «героям АТО» или не содрогается в сожженной Одессе, значит, оно гнилое и изъеденное червями.
И весь пафос самопревозношения этих рокеров над Кобзоном и слушающим его «обывателем» оказался ложным. Их сознание разъел социальный расизм так характерный для нашего интеллигентского дискурса. И напротив, можно сказать много саркастических слов о советской эстраде, которую символизирует Кобзон, как о выражении советского строя. Но в последние десятилетия существования этого строя в ней присутствовала мощная русская волна, и миллионы людей выросли на песнях про русское поле и про единственную Россию.
В результате получилось так, что Иосиф Кобзон своим прекрасным голосом исполняя «эстрадные» песни формировал национальное сознание миллионов русских людей, а вот Гребенщиков не сформировал, хотя мог бы, а Кинчев даже начал формировать, но в решающий момент отступился и предпочел в списки «невъездных в Украину» наряду со всякими Кобзонами и Холмогоровыми не попадать. Вот нам всем и урок — никого не судить прежде конца, а паче не самопревозноситься. И дай Бог им каждому на деле показать себя Иосифом Кобзоном.
Иосиф Давыдович, пожалуйста, поправляйтесь.
